Идти под дождем не раскрывая зонтика. Крутиться по дороге от переполняющего душу чувства. Стоять, вскинув лицо навстречу хмурящемуся небу. И улыбаться. Как же хорошо. И вроде бы ничего не случилось. Просто выспалась. Просто, наконец-то сделала себе ключи взамен утеряных в бардаке дома. Просто утро. И как-то счастливо. Знаете, счастье, это все-таки не долговременное ощущение. Счастье, это когда ешь мороженное в жаркий день, это когда ныряешь в прохладную воду с мостков, это когда встречаешься со старой подругой, которую давно не видел. ( И она не несет какой-то чуши)) Это когда просто, безо всякого под собой основания, в груди надувается воздушный шарик а за спиной ощущается тяжесть крыльев. И, кажется, стоит только их распахнуть и ты штопором ворвешься в хмурящееся небо, разгонишь тучи и солнце будет смеятьс вместе с тобой.
Счастье, как маленький осколок детства, когда с тебя скидывается весь груз проблем и ты становишься легким, как перышко. И люди смотрят на тебя и улыбаются. ( наверняка опять приняли за малолетку) А ты улыбаешься им в ответ.
Скоро я поеду на море. Понимаете? Моооре! Вслушайтесь в звучание этого слова. Моооре. Что оно для вас? Вот для меня это красные краски заходящего в воду солнца. И вода. Сверху оранжевая а внизу темно-темная. А еще это августские ночи и светящаяся, как шампанское вода. А еще тонкий-тонкий золотой песочек и ракушки по краю воды. И этот песок везде. В волосах, в кровати, в душе, в сумках, в одежде. Я недавно перетряхнула старые вещи и оттуда приветом с моего моря посыпался песок. Мое море. Место, где счастлива. Место, заставляющее забыть меня про все. Про заботы, про учебу, про слезы, про все. Я прямо представляю себе: вот я вышла с поезда, вдохнула этот потрясающий сухой воздух. Села на сумасшедший автолайн, которого заносит на крутых поворотах, так, что у меня екает сердце. И вот. Слева показалась заброшенная станция, мы въезжаем на горку и... Вот оно, мое море. Сегодня оно покрыто темно-синими и лазурными полосами. Оно нарядное, и встречает меня. А автолайн спускается в город. Опять слева цветут персиковые акации. Они уже отошли после позапрошлогодних заморозков и пустили свои роскошные розовые ростки. Вот я вхожу в квартиру и вдыхаю этот запах. Ту свою комнату я люблю намного больше чем свою. Та комната, она совсем маленькая светлая и розовая. Я раздерну шторы и соберу в руки тонкую песочную пыль. А потом брошу все и побегу на пляж. Солнце уже заходит и все расцветает потрясающими бликами. И я скидываю вещи и вбегаю со всего лета в воду. Она там мокрая, соленая и какая-то легкая. А я плыву, плыву, и уже не хватает воздуха в легких. И счастье меня душит. И вода ласково гладит тело. Да, моя хорошая, я приехала. Я снова с тобой. Я так по тебе скучала, моя хорошая. А потом просто ударная доза счастья, книг, компьютера и солнца. Я так люблю солнце. Я его просто обожаю. Люблю когда оно расчерчивает все красками, прощаясь с нами на ночь, люблю, когда ласково целует спину и убаюкивает на пляже. Люблю когда здоровается со мной на рассвете. Крича заранее " Вот она я! Здоровайтесь со мной!" А еще там будет степь, старые друзья, смех. Моооре. Подожди меня еще немного, море. Я уже скоро.
Все как-то грустно получается. Я знаю тебя. Ты знаешь меня. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Безумно. Я не пойму тебя. Ты не поймешь меня. Я никогда не смогу дать тебе то, что хочещь ты. Ты никогда не сможешь дать мне то, что хочу я. Чтобы перестать быть болью друг для друга, надо измениться. И тебе. И мне. Я никогда не смогу этого сделать. Ты никогда не сможешь этого сделать. Вот и вся волшебная сказка. Первая любовь, блять. Учиться друг на друге, что бы потом любить других.
Маски. маски. Маски. Сколько у каждого человека масок? Одна, две? Неееет. Намного больше. Десятки, если не сотни. Сколько их у меня? Не знаю. Пора заводить их. Много. Маска стервы. Маска суки. Маска ласкового котенка. Да. Осталось только прирастить их к лицу и вырвать из груди сердце. Что б не мешало играть. Куда его спрятать? Надо искать сундуки с замками. Буду проводить операцию и заменю сердце на батарейку. И каждые восемь лет буду ее менять. И не будет больно. Маски. Я, блядь, дипломат. Мне положено иметь эти ебанные маски.
Быстрее! Быстрее! Подальше от этого ужасного места, от этих сумасшедших, от этого чудовища! Плевать! Пешком дойду! Я бежала прочь от замка к воротам по прямой мощеной дороге и тряслась от ужаса, боли и унижения. Было страшно. Очень страшно. Я ведь Дайсора даже ударить не смогла, не говоря уже о большем. А в детстве побеждала всех мальчишек, да и странствия не прошли бесследно. От насильников отбивалась не раз, и не два, конечно. Маленькие острые камешки кололи ноги, но меня это только сильнее раззадоривало. Мне все казалось, что меня вот-вот догонят, схватят и за волосы уволокут обратно в пыльные темные коридоры. Платье пришлось разорвать и укоротить, чтобы не сильно мешало. Мерещилось, что замок осторожно крался за мной, но, когда я оборачивалась, невозмутимо замирал за спиной. Только не отдалялся с течением времени. Два окна каминного зал глазницами сверкали на каменной глыбе, слепо следя за мной. А зловещий оскал был до поры до времени спрятан за губами огромных ворот. Я все шла и шла, сходя с ума от близости замка за моей спиной, от дали перекидного моста впереди.
Вот так. Я напоминаю себе дом. Большой такой дом с опорно-балочной системой. И я всю жизнь пытаюсь найти опорные столбы. Но почему-то те никогда не выдерживают напряжения и подламываются. А я остаюсь шататься и жить. Пора бросать. Действительно пора бросать. Надоело. Легче найти новую опорную колонну, чем пытаться чинить старую. Почему то раньше я это понимала и меняла с легкостью, а сейчас слишком жалко. Тьфу на меня, мне жалко какой-то изношенной опорной колонны
Все. Спать. Может, хоть сегодня высплюсь! А завтра заниматься. Нет, не так. Сначала выгребать пыль из комнаты, ибо совсем уже пылью обросла, а потом заниматься. Заниматься! Заниматься. Заниматься...
БашняЭта башня белой зеркальной стрелой пробивала желто-серые облака и уходила вверх. Длинная, блестящая... В редкие солнечные дни она была видна вся и, казалось, доставала до невидимых звезд, сияя высоко над нашими головами. В детстве в такие дни я всегда сбегал из дома, бежал по подворотням на окраину города, взбирался на крышу небоскреба и смотрел на неведомый зеркальный монолит. Смотрел, смотрел, не отрывая глаз, и пытался понять, постичь. По сей день это не удалось никому. Она просто появилась из неоткуда посреди бескрайнего леса, непонятным символом возвышаясь над всеми. Приезжали ученые, военные, попозже и туристы, просто люди. Приезжали хоть одним глазком увидеть необъятное чудо. Она притягивала. На нее хотелось смотреть вечно, любоваться красотой совершенства зеркальных граней. Люди оставались, не в силах уехать. Ей начали поклоняться. Сначала башню приравнивали к следу бога. Потом к его воплощению, а затем уже и к самому богу. Город рос... Поглощал бескрайние зеленые просторы девственного леса, оставляя только жалкие клочки парков, пучком торчащих среди черноты камней. Люди все приезжали, никто не мог справиться с собой, преодолеть влечение зеркальной стрелы. Они создавали культы, строили копии, ставили на прикроватных тумбочках, возводили храмы. Когда город поглотил все пространство, откуда ее было видно, ее стали ненавидеть. Ее взрывали килограммами тротила, подрывали бульдозерами снизу, сбивали с самолетов. Тысячи, ослепленные ненависть. Подрывались с места и шли к ней в попытке повалить. И гибли, заваленные другими такими же. На ней не осталось ни царапины. А некогда чистый город, освященный своей странной верой, погряз в грехе. Люди пытались забыть. Они настроили заводов, и чистое небо заволокло желто-серой пеленой. А город - похоронными процессиями. Сотни закрытых черных катафалков тянулись за недостижимые пределы. Когда кладбища оказались заполнены, по всему городу выросли здания крематориев и черный дым их теперь стал неотъемлемой частью пейзажа. Травились в большинстве своем дети. Совсем маленькие и постарше, до девяти лет. И каждый восьмой взрослый. Я всегда спрашивал себя, почему я не умер в своей колыбели? Почему не захлебнулся ядом, которым тут все дышало? Почему оказался одним из нескольких ничтожно малых процентов? Пока это еще было возможно, родители старались не выпускать меня из дому. А потом понеслось. Сигареты, алкоголь, наркотики. Все ниже, ниже, чтобы попасть, как должен был, в те раскаленные гробы и добавить себя к черно-желтому смогу. Редкие изможденные девушки с какими-то бурыми волосами и болезненной кожей. Бесконечный дым в голове и вечеринки. Несколько часов сна и заново. И не важно, знаешь ли ты, где проснулся, или нет. Известны ли тебе люди, с которыми ты веселишься и девушки, с которыми спишь. Иногда внутри меня темной волной пробирался страх и я запирался на несколько дней дома, но потом снова срывался. Ни работы, ни цели, ничего. Сознание всех нас все это время занимала только белая зеркальная башня. Она как будто укоряла нас, блестя первозданной белизной. А по ночам тихо светясь изнутри. Я знал, хоть никогда и не видел, что она стоит вокруг пустыни. Километр выжженной, выеденной, разрытой, залитой кровью земли. И огромные стены без входа -выхода. Чтобы не видеть. Как зеркало просто образуется из земли без шва, фундамента, зацепки. Страшно. Как будто башня въедалась в землю и расходилась во все стороны. И стоит чуть копнуть глубже и на тебя посмотрит твое отражение. А еще в нашем Городе рано старели. К тридцати годам кожа покрывалась морщинами и ничто не могло согреть холод щек и разогнуть туман глаз. Все хуже и хуже с каждым годом, хотя казалось бы, куда уже хуже. Это должно было закончиться. И мне кажется, это произойдет очень скоро. Сегодня зеркальная башня стала черной.
... Она побелеет, когда вокруг нее исчезнут остовы домов и раскинется девственно зеленый лес...
Сижу у парня, нагло оккупировав интернет, и слушаю, как он играет на гитаре. Да, я наглая. А он учится делать петтинг и хвастается мне своими иуспехами.Завтра буду звонить в домолинк, как не стремно мне делать это, но интернет все же дороже. Да, я труслива до паники. А еще, я стала бояться высоты
Немного отдыха и снова затянуть ремень и отправиться на копи, грызть гранит наук. Грызть до изнеможения, пока не сотру в порошок зубы и не розобью в кровавое мессиво десны. Как жаль, что мои челюсти довольно крепки, и новый набор зубов может вырасти за одну ночь!
Может быть когда нибудь мои бессильные труды вознаградятся и я доберусь до золотой жилы, спрятанной глубоко внутри.
Август. Уже умирающая зелень. В северном ветре чувствуется тленное дыхание осени. Травы по пояс и проникающий в легкие запах свежескошенного сена дурманит голову. Тонкая протоптанная тропка причудливо вьется по полю. Чуть поодаль, чернея останками, скорбным памятником цивилизации виднеется труп сгоревшего автомобиля. Я его не вижу, как не вижу и треугольных кирпичных крыш, грибками торчащих из-под земли. И вот, за небольшим холмом уже виднеется искусственное озеро в раме из серых плит. Охладитель для ректора, любимое место отдыха для населения нашего маленького городка, чтобы отогреть бока на бетонном пляже. Когда купаешься, не стоит наступать на дно. Консервные и стеклянные ракушки распорют ногу. Огромные краны рассекают гладь озера, напоминая о назначении... Быстро пробегаешься по нагретому ржавому железу и ныряешь в обмельчавшее озеро. Заросшее... заброшенное... Лестница в никуда, усыпанная лепестками из ранящих осколков битых бутылок. Совсем рядом с водой вырывается из бетонных плит старая береза и грустно шелестит зелеными листками, кое-где поблескивая яркими пятнами желтой седины. Под поникшими ветвями пара мошек танцует неведомый нам причудливый танец под только им слышимую симфонию. Прощается с нами солнце, даря последний, отчаянный всплеск красок, чтобы восстать из пепла вновь. Мы умираем вместе с ним. Мы возродимся завтра.